Согласно исторической справке, Леонтий Васильевич Дубельт, начальник известного III отделения – государственной тайной полиции, как-то сказал, что «всякий писатель есть медведь, коего следует держать на цепи и ни под каким видом с цепи не спускать, а то, пожалуй, сейчас укусит».

И действительно, мера прирученности дикого зверя часто остается загадкой, но ведь зверь все-таки дикий, и он остается таковым, при этом случиться может и всякое.

Несмотря на это считается, что данная историческая метафора размашиста и масштабна, к тому же сравнение медведя – естественного символа, даже с такой ужасной для власти фигурой, как писатель, мелко и ограниченно, к тому же оно как бы игнорирует реальности бытия России.

Как известно, метафора должна быть крупней. Например: «…Наш народ, что медведь. Очнется после трехсотлетней спячки в берлоге, расправит свои члены и так разойдется, что все сучья переломает, камня на камне не оставит! Жизнь дотла разрушит». Это в своем дневнике в октябре 1917 года записала одна интеллигентная и наблюдательная жительница Петрограда. Ее столкнули вплотную близко и плотно с народом революция, голод и гражданская война – они погнали ее с детьми по стране, заставив испытать то, что она, живя в Питере, в сущности, и не знала…

Но, несмотря на это, медведь – зверь не политический. Согласитесь, поздней осенью и зимой – в самый горячий политический период, когда в стране случаются выборы и революции, то он спит в своей берлоге. Сладко так. И лапу сосет. Если же он этого не делает, тогда он – медведь-шатун – он представляет несомненную опасность для всего живого.